Джозефина Тей. Дочь времени (5)
Jul. 24th, 2008 11:11 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
5
Эта книга тоже оказалась хроникой, но не такой скучной, как книга Тэннера. Чем-то вроде исторического романа, в котором немножко истории и много разговоров. Короче, Ивлин Пейн-Эллис, кто бы ни скрывался за этим именем, написала историческую биографию, расцветив ее своим воображением, снабдив ее портретами и генеалогическим древом, но ни в коей мере не претендуя на то, что Грант и его кузина Лора называли "истиной в последней инстанции". Никаких "с точки зрения леди", "тем не менее", "нам кажется". Это была честная книжка с правильно поставленным освещением событий.
Да и само освещение, не в пример "Истории" Тэннера, было гораздо ярче.
Гораздо ярче.
Грант давно знал, если нет возможности познакомиться с интересующим его человеком, лучший способ узнать его - это повидаться с его матерью.
Итак, пока Марта не осчастливит его трудом святого Томаса Мора, он побеседует с Сесили Невилл, герцогиней Йоркской.
Первым делом Грант изучил генеалогическое древо и пришел к выводу, что если оба Йорка, Эдуард и Ричард, в отличие от других королей, на себе узнали, как живется простым людям, то к тому же они были истинными англичанами. Он был изумлен. Королева Елизавета (для которой, как известно, это составляло предмет гордости) была в полном смысле слова англичанкой, если не считать небольшой примеси валлийской крови. Монархи, сидевшие на троне в Англии, были полуфранцузами, полуиспанцами, полудатчанами, полуголландцами, полупортугальцами, и только Эдуард IV и Ричард III были настоящими англичанами.
Оба были безукоризненного происхождения как с материнской, так и с отцовской стороны. Дедушка Сесили Невилл - Джон Гонтский был третьим сыном Эдуарда III и первым Ланкастером. Значит, трое из пяти сыновей Эдуарда III были предками двух братьев Йорков. "Принадлежать к роду Невиллов, - писала мисс Пейн-Эллис, - уже значило занимать высокое положение, ибо это был род богатых землевладельцев. Принадлежать к роду Невиллов почти наверняка значило быть красивым, поскольку все в этом роду были хороши собой. Принадлежать к роду Невиллов значило быть личностью, поскольку личное достоинство и сила духа ценились в этом роду превыше всего. Если же мы соединим три названных качества, то нам явится совершенство - Сесили Невилл, единственная роза Севера Англии, расцветшая задолго до того, как Северу пришлось выбирать между белыми и алыми розами".
Мисс Пейн-Эллис утверждала, что Ричард Плантагенет, герцог Йоркский, женился на Сесили Невилл по любви. Грант отнесся к этому скептически, но чем больше он узнавал об их жизни, тем меньше сомнений у него оставалось. Каждый год Сесили рожала по ребенку, но в пятнадцатом веке это скорее служило подтверждением ее хорошего здоровья, нежели любви к обаятельному Ричарду. Однако если в обычае было жене сидеть дома и стеречь кладовые, то Сесили Невилл всегда была рядом с мужем, и дома, и в дальнем походе, что говорит об удовольствии, которое они находили в обществе друг друга. Их первая дочь Анна родилась в Фотерингэе, фамильном замке, Генри, умерший в младенчестве, - в Хэтфилде, Эдуард в Руане, где герцог был по делам службы, Эдмунд и Елизавета также в Руане, Маргарет - в Фотерингэе, Джон, умерший в младенчестве, - в Нете, в Уэльсе, Георг - в Дублине (не это ли стало причиной почти ирландского упрямства Георга), Ричард - в Фотерингэе.
Сесили Невилл не ждала мужа и повелителя в фамильном замке, а всю жизнь сопровождала его, куда бы он ни ехал, и это было серьезным аргументом в защиту теории мисс Пейн-Эллис. Нет, такой брак можно было назвать счастливым.
Вероятно, укоренившаяся в семье преданность друг к другу сказалась и в ежедневных визитах Эдуарда к младшим братьям, когда они жили в доме Пастонса. Даже перед лицом беды эта семья оставалась сплоченной.
Грант понял это, неожиданно наткнувшись на письмо Эдуарда и Эдмунда, адресованное их отцу. Мальчики жили, получая необходимое образование, в замке Лудлоу, и в пасхальную субботу, когда гонец отправлялся к отцу, они написали ему, крепко нажаловавшись на учителя. Они умоляли отца выслушать гонца, который все знает об их притеснителе. Свои жалобы, как ни горьки они были, мальчики завершили общепринятыми выражениями преданности, которые прерывались благодарным сообщением о получении новой одежды и сожалением о неимении давно просимого требника.
Добросовестная мисс Пейн-Эллис сделала ссылку на это письмо, и Грант стал медленнее листать книгу в надежде найти что-нибудь еще. Для полицейского факты - хлеб насущный.
"Герцогиня вышла на крыльцо лондонского дома, освещенного нещедрым, но всепроникающим декабрьским солнцем, чтобы попрощаться с мужем, братом и сыном. Цирк и племянники вывели лошадей, и испуганные голуби и воробьи разлетелись кто куда. Сесили смотрела на мужа, как всегда неторопливого, спокойного, и думала, что по выражению его лица никак не скажешь, что он собирается на войну, а не в свой замок считать баранов. Возле него Солсбери, ее брат, вот уж у кого темперамент, настоящий Невилл, верит только в случай. Она грустно улыбнулась, беспокойно было у нее на сердце из-за сына, семнадцатилетнего Эдмунда. По-мальчишески худой, легко ранимый, ни разу не видевший настоящего сражения, он не мог устоять на месте от возбуждения. Она хотела сказать мужу: "Береги Эдмунда". И не сказала. Муж не поймет, и Эдмунд, не дай Бог, услышит. Эдуард всего на год старше, а уже командует на границе с Уэльсом, значит, и ему, Эдмунду, нечего сидеть дома.
Сесили оглянулась на младших детей, плотных белокурых Маргарет и Георга и темнобрового, темноволосого, словно подмененного эльфами Ричарда, стоявшего, по обыкновению, чуть-чуть позади старших. Четырнадцатилетняя добродушная, с растрепанными волосами Маргарет плакала. Георг умирал от зависти и злился, что ему одиннадцать и он еще не дорос на равных с братьями участвовать в военных походах. Внешнее спокойствие маленького Ричарда могло обмануть кого угодно, но только не мать, она знала, что он дрожит всем телом, как барабан в руках музыканта.
Три воина под легкий стук подков и перезвон амуниции повели лошадей со двора на дорогу, где их уже ждали слуги, и дети все разом закричали, запрыгали, замахали руками.
Сесили не в первый раз провожала мужчин на битву, но сейчас она чувствовала непонятную тяжесть в груди. Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но в голове, не переставая, звучал вопрос: "Кто? Кто? Кто?"
Она просто не могла представить, что не вернутся все трое. Что ей больше не суждено увидеть ни одного из них.
Меньше чем через год голова ее мужа, украшенная бумажной короной, будет выставлена для обозрения над воротами Йорка вместе с головами ее брата и ее сына".
Да. Вероятно, здесь все выдумано, но как выразителен портрет Ричарда, "темнобрового, темноволосого, словно подмененного эльфами".
Грант стал разыскивать в книге любое упоминание о Ричарде, но мисс Пейн-Эллис, по-видимому, не очень интересовалась им, последним ребенком в семье. Ей куда больше нравился великолепный Эдуард, первенец, который вместе с кузеном из рода Невиллов - Уорвиков, сыном Солсбери, - выиграл битву у Таутона, и когда еще не зажила память о жестокости Ланкастеров, он доказал свою терпимость к поверженным врагам, которой не изменит с годами. В Таутоне были пощажены все, кто просил о пощаде. Эдуарда короновали в Вестминстерском аббатстве, и два маленьких мальчика, вернувшиеся из Утрехта, стали герцогом Кларенсом и герцогом Глостером. С великими почестями похоронил Эдуард своего отца и Эдмунда в Фотерингэе, и именно Ричард сопровождал печальную процессию из Йоркшира в Нортамптоншир в течение пяти солнечных июльских дней. Почти шесть лет прошло с того памятного дня, когда он стоял с матерью, Маргарет и Георгом на ступенях лондонского замка, провожая в путь отца и Эдмунда.
Мисс Пейн-Эллис вспомнила о Ричарде нескоро - через несколько лет после коронования Эдуарда. Вместе со своими кузенами Невиллами он теперь жил и учился в Миддлхеме в Йоркшире.
"Когда Ричард, оставив позади слепящее солнце и пронизывающий ветер Венслидейла, въехал под сень замка, все ему показалось здесь чужим. Возбужденно переговаривалась у ворот стража, умолкнувшая при его появлении. Во дворе тоже было необычно тихо. Скоро должен быть ужин, и все население Миддлхема должно собраться тут Вот и он приехал с соколиной охоты. Странная тишина. Еще более странное безлюдье. Ричард завел лошадь в конюшню, но и там никого не оказалось. Он расседлал ее и только тут обратил внимание на загнанного гнедого жеребца в соседнем стойле, который не принадлежал Миддлхему и от усталости не мог даже есть. Ричард вытер мокрую спину своей лошади, укрыл ее попоной, принес сена и свежей воды, не переставая удивляться странному жеребцу и жутковатой тишине. Возле двери в большую залу он остановился, услыхав голоса и не зная, стоит ли ему туда идти, не почистившись и не переодевшись. Пока он так раздумывал, кто-то появился наверху.
Ричард поднял голову и увидел кузину Анну, свесившую вниз две толстые, как канаты, белокурые косы.
- Ричард, - спросила она шепотом, - ты уже слышал?
- Что слышал?
Он подошел к ней, и она, взяв его за руку, потащила за собой в классную комнату, устроенную под самой крышей замка.
- Что, что случилось? - не желая идти с нею, опять и опять спрашивал Ричард. - Ну, что? Почему ты не говоришь?
Она все-таки привела его в классную комнату и закрыла дверь.
- Эдуард!
- Эдуард? Он заболел?
- Нет, новый скандал!
- Фу ты! - мгновенно успокаиваясь, выдохнул Ричард. Эдуард никак не мог без скандалов. - Ну, что там еще? Очередная любовница?
- Хуже! Хуже не придумаешь! Он женился.
- Женился? - переспросил Ричард почти спокойно, так это было неправдоподобно. - Не может быть.
- Может. Час назад нам сообщили из Лондона.
- Он не мог жениться, - продолжал настаивать Ричард. - Для короля женитьба дело долгое. Переговоры, соглашения. Не обходится даже без парламента. Почему ты думаешь, что он женился?
- Я не думаю, а знаю, - ответила Анна, раздраженная его непонятливостью. - Они все там с ума сходят в большом зале.
- Анна! Ты подслушивала?!
- Ах, только без поучений, пожалуйста. Мне не надо было очень напрягаться, на том берегу и то, наверное, слышно. Он женился на леди Грей.
- На какой леди Грей? Из Гроуби?
- Да.
- У нее же двое детей, и она совсем старая.
- Всего на пять лет старше. И она очень красивая. Все так говорят.
- Когда это произошло?
- Уже пять месяцев. Они обвенчались тайно в Нортамптоншире.
- Он ведь собирался жениться на сестре короля Франции.
- Вот. - В голосе Анны Ричарду послышалась сварливая нота. - Мой отец тоже так говорит.
- Да... Трудно ему будет. После всех переговоров...
- Гонец из Лондона сказал, что он в истерике. Чувствует себя дураком. И еще у нее куча родственников, и он их всех ненавидит.
- Он, верно, рехнулся, - Ричард обожал Эдуарда и никогда не сомневался в его правоте. Но эта непоправимая, непростительная глупость говорила о том, что его брат лишился разума. - А как же мама? - И он вспомнил, как стойко выслушала его мать вести о смерти отца и Эдмунда и о близости войска Ланкастеров. Она не плакала, не жалела себя, спокойно отправила их с Георгом в Утрехт, как будто дело шло всего-навсего о поездке в школу. Она могла больше никогда их не увидеть, но заставила себя спокойно, с разумной практичностью заняться сборами. Как она перенесет? Еще один удар. - Какая глупость! Это же конец.
- Бедная тетя Сесили, - с нежностью произнесла Анна. - Так чудовищно поступить со всеми! Ужасно!
Однако для Ричарда Эдуард все еще оставался непогрешимым. Если он ошибся, сделал что-то не так, значит, был болен или его околдовали. Ричард был верен брату душой и телом.
Прошло много лет, но верность Ричарда - все знающая и принимающая - осталась неизменной".
Мисс Пейн-Эллис писала о горе Сесили, о ее попытках примирить пристыженного, но счастливого Эдуарда со взбешенным Варвиком, ее племянником. Много слов посвятила она добродетельной прелестнице с золотыми волосами, преуспевшей в том, в чем потерпели неудачу более услужливые красавицы, ее воцарению в Рединг-эбби - к трону ее вел недовольный Уорвик, не преминувший оценить многочисленность родни новобрачной, пришедшей поглядеть, как их родственница Елизавета усаживается на королевский трон.
Еще раз Ричард появился в Линне без гроша в кармане, а тут как раз появилось голландское судно, на котором они с Эдуардом и Гастингсом, другом Эдуарда, а также несколькими слугами удрали из города, оплатив проезд плащом Эдуарда на меховой подкладке.
"Уорвик в конце концов решил, что не в силах выносить Вудвиллов. Он помог Эдуарду взойти на трон Англии и теперь решил помочь ему покинуть его. Его поддержали все Невеллы и, что почти невероятно, брат короля Георг. Наверняка кто-то подсказал ему, что выгоднее жениться на дочери Уорвика Изабелле и стать наследником половины всех земель Монтагью, Невиллов и Бичампов, чем оставаться преданным брату. За одиннадцать дней Уорвик стал хозяином изумленной Англии, а Эдуард и Ричард в это время месили октябрьскую грязь между Алкмааром и Гаагой.
С этого момента Ричард оттеснен на второй план. Он с Маргарет оказывается в Бургундии, с той самой "растрепанной" Маргарет, которая тоже провожала тогда отца, а теперь была герцогиней Бургундской. Добрую, славную Маргарет печалило и пугало (потом еще многие будут печалиться и пугаться) непонятное поведение Георга, и она - в который раз! - принялась собирать деньги для своих обожаемых братьев".
Увлечение мисс Пейн-Эллис несравненным Эдуардом не позволило ей обратить внимание на то, что корабли, нанятые на деньги Маргарет, снаряжал Ричард, которому в ту пору не было еще восемнадцати лет. Когда же Эдуард, сопровождаемый горсткой людей, уже не в первый раз был настигнут воинами Георга, не кто иной, как Ричард отправился к нему и именем Маргарет уговорил Георга пропустить их в Лондон.
Впрочем, подумал Грант, вряд ли это было так уж трудно. Георга можно было уговорить на что угодно. Таким он уродился.