Джозефина Тей. Дочь времени (6)

[tanda_mif_chgk]

6
Грант еще не успел как следует насладиться " Рэбской розой", как ему доставили пакет от Марты с достойнейшим из достойных развлечений, ибо именно так определял историю причисленный к лику святых сэр Томас Мор.
К книге была приложена записка, написанная знакомым Гранту размашистым почерком:
"К сожалению, сама зайти не могу, очень занята. Кажется, М. М. сдается, и я получу роль леди Блессингтон. В магазинах Томаса Мора нет. Я пошла в библиотеку. Книгу дали ровно на четырнадцать дней. Звучит похоже: "Присуждается к..." Хочется верить, что Горбуну удалось притупить иголки. До скорого. Марта".
Книга действительно была "как новая", но не новой. Однако Гранту сразу не понравился шрифт, а солидные параграфы едва не испугали. Но он пересилил себя и отважно приступил к штурму первоисточника "по делу Ричарда III".
Опомнился он примерно через час, ощущая странную неловкость, и причиной тому были не новые факты, а неожиданное для Гранта изложение событий.
"Он плохо спал по ночам, долго не засыпал, все время что-то обдумывая, но, бесконечно утомленный заботами, изредка забывался дремой. Не знающее покоя сердце то замирало, то бешено стучало в висках, то, мешая дышать, подкатывало к горлу, и тогда у него в голове возникали страшные картины самых гнусных его преступлений".
Все правильно. Но стоило Гранту прочитать, что Томас Мор "Узнал сие от постельничего", как на него повеяло запахом сплетни. Самодовольный комментатор, сам того не ведая, заронил в сердце Гранта пока еще слабую симпатию к истерзанному ночными кошмарами человеку. Убийца как бы возвысился над тем, кто решился писать о нем.
А так быть не должно.
В самом деле, удивительно. Ну, какая неправда может быть в сочинении Томаса Мора, вот уже четыре столетия почитаемого за свою честность?
Ричард, чей образ воссоздал Томас Мор, был как раз таким, вспомнил Грант, каким он представлялся старшей сестре. Человеком с истощенной нервной системой, одинаково способным на великое зло и великое страдание. Его мысль не знала покоя, и он никогда не чувствовал себя в безопасности. У него были беспокойно бегающие глаза, одежда монарха прикрывала доспехи воина, из рук он не выпускал кинжала, а выражение лица и каждое движение тела выдавали в нем человека, постоянно ждущего нападения.
Потом Грант отыскал драматическую, если не сказать историческую, сцену, которую помнил еще со школы и которую наверняка знают все, - Совет в Тауэре, на котором Ричард впервые заявил о своих притязаниях на корону. Он вдруг спрашивает Гастингса, что грозит человеку, замыслившему убийство друга короля. А потом, словно лишившись рассудка, заявляет, что жена Эдуарда и его любовница (Джейн Шор) заколдовали его руку. В ярости бьет он кулаком по столу, а на самом деле это сигнал его вооруженным помощникам, которые врываются в зал и арестовывают лорда Гастингса, лорда Стэнли и Джона Мортона, епископа Илийского. Гастингса выволакивают во двор и на первой же попавшейся колоде отрубают ему голову, едва дав время исповедаться случайно оказавшемуся поблизости священнику.
Несомненно, это портрет человека, который сначала действует, побуждаемый яростью, страхом, местью, а потом глубоко раскаивается.
Однако Томас Мор не отрицает, что Ричард способен и на продуманные поступки. Например, он настоял, чтобы двадцать второго июня в соборе святого Павла состоялась служба, в которой участвовал брат лорда-мэра, и там произнес следующее: "Не должно быть прав у потомства незаконных отпрысков". Это объясняется так: Эдуард и Георг рождены герцогиней Йоркской от неизвестного отца, тогда как Ричард - единственный законный сын герцога и герцогини Йоркских.
Это место, звучавшее столь неправдоподобно, абсурдно, Грант прочитал еще и еще раз. Нет, он все понял правильно. Ричард, стараясь извлечь выгоду, выставил на позор свою мать.
Так утверждает Томас Мор. А кому же еще верить, как не Томасу Мору? У кого же учиться строить наиболее правдоподобную версию, так не у Томаса Мора, лорда-канцлера Англии?
Мать Ричарда, по словам того же Томаса Мора, очень горевала из-за клеветы, обрушенной на нее сыном. Что ж, понятно, подумал Грант.
А вот богослова, брата лорда-мэра, замучили угрызения совести, да так, что он "совсем зачах от переживаний, не прошло и недели". Наверное, его хватил удар, подумал Грант. И неудивительно. Какие же нервы нужны, чтобы вот так встать и солгать всему Лондону?
О принцах, заключенных в Тауэре, сэр Томас рассказывал то же, что и Амазонка, правда, в его рассказе было больше мелких деталей. Ричард намекнул Роберту Брэкенбери, констеблю Тауэра, что было бы совсем неплохо, если принцы исчезнут, но Брэкенбери не захотел в этом участвовать. Тогда Ричард, совершая поездку по Англии после коронации, останавливается в Уорвике и оттуда посылает в Лондон Тиррела, снабдив его разрешением требовать от Брэкенбери любые ключи. В ту же ночь два головореза, конюх Дайтон и тюремщик Форрест, задушили мальчиков... Тут пришла Пигалица с обедом и забрала у Гранта книжку. Поедая картофельную запеканку, Грант размышлял о лице человека со скамьи подсудимых. Преданный младший брат - и вдруг такое чудовище.
Когда Пигалица вернулась за тарелкой, Грант спросил ее:
- А вы знаете, что Ричард III был довольно популярен в свое время? Естественно, до того, как стал королем.
Однако ее взгляд не выразил ничего, кроме осуждения. Он всегда был змеей, если вас интересует мое мнение. Проныра. Вот он кто. Проныра. Ждал своего часа.
"Ждал своего часа", - повторял про себя Грант, пока шаги Пигалицы не стихли вдалеке. Но откуда было ему знать, что его брат умрет в сорок с небольшим? И как он мог предвидеть (даже если вспомнить об их необыкновенной близости в детстве), что дети Георга будут лишены всех прав, в том числе права престолонаследия? Какой смысл ждать своего часа, если нечего ждать? Благонравная красавица с золотыми волосами, несмотря на свой неизлечимый непотизм<Протекция родне, семейственность, проталкивание "своих людей">, оказалась замечательной королевой и родила Эдуарду много здоровых детей, в том числе двух мальчиков. Все они, включая Георга с его сыном и дочерью, стояли между Ричардом и троном. Непостижимо. Человек, занятый управлением Северной Англией или кампанией (на редкость успешной) против шотландцев, к тому же еще и проныра!
Но почему же он тогда так изменился, да еще за немыслимо короткий срок?
Грант взял " Рэбскую розу" посмотреть, что пишет мисс Пейн-Эллис о страшной метаморфозе, происшедшей с младшим сыном Сесили Невилл. А она слукавила и не довела рассказ до конца. Ей хотелось написать добрую книжку, а, доведи она ее до логической развязки, получилась бы трагедия. Вот она и закончила ее мажорным аккордом, выпустив в последней главе на сцену Елизавету, старшую дочь Эдуарда, и умолчав о мученической смерти братьев Елизаветы, о поражении и гибели Ричарда.
Мисс Пейн-Эллис завершала " Рэбскую розу" описанием дворцового бала, на котором раскрасневшаяся, счастливая Елизавета в новом белом платье и жемчугах танцевала, пока не стерла до дыр свои туфельки, подобно принцессе из волшебной сказки. Были тут Ричард с Анной и маленьким болезненным сыном, приехавшие из Миддлхема. А вот Георга с Изабеллой не было. Несколько лет назад Изабелла умерла в родах, забытая всеми и не оплаканная Георгом, который спустя некоторое время тоже умер, обретя долгую посмертную славу.
Вся жизнь Георга состояла из невероятных приключений. Родственники, верно, говорили: "Да, хуже не придумаешь. Даже у Георга - и у того не вышло бы". И все-таки каждый раз Георг умудрялся удивить всех. Его шутовские способности граничили с гениальностью.
Вероятно, зерно было посеяно во время его первого отступничества в компании с тестем, когда Уорвик сделал его наследником безумного короля-марионетки Генриха VI, которого Уорвик же водрузил на престол, чтобы позлить кузена Эдуарда. Однако надежде Уорвика увидеть свою дочь королевой и претензиям Георга пришел конец в ту самую ночь, когда Ричард отправился в лагерь Ланкастеров и говорил с Георгом. И все-таки то первое ощущение собственной значительности не было забыто природным сластеной. В последующие годы все так или иначе были заняты тем, что предотвращали самые неожиданные выходки Георга, не говоря уж о последней.
Он был абсолютно уверен, что Изабелла была отравлена одной из их служанок, а новорожденный сын - другой. Эдуард счел дело достаточно важным, чтобы передать его в лондонский суд, о чем и написал Георгу, который уже успел осудить обеих при помощи местного суда и даже повесить. Эдуард был взбешен этим самоволием, однако Георг заявил, что произошла судебная ошибка. Он еще много раз повторял это во всеуслышание с поистине королевским пафосом.
Потом Георг захотел жениться, и, естественно, на самой богатой невесте в Европе, юной Марии Бургундской, падчерице Маргарет, и Маргарет, добрая душа, уже мечтала, как хорошо будет жить рядом с Георгом, но Эдуард отдал предпочтение Максимилиану Австрийскому, чем вверг Георга в некоторую растерянность.
После провала бургундской интриги вся семья ожидала хотя бы временной передышки, ведь Георг владел все-таки половиной земель Невиллов и не нуждался в женитьбе ради денег или продолжения рода. Но Георг поглощен уже новым планом, он хочет взять в жены Маргарет, сестру Иакова III Шотландского.
Его folie de grandeur* привела к тайным, на свой страх и риск, переговорам с иностранными дворами о подтверждении парламентского акта, объявлявшего Георга наследником Генриха VI. Это конечно же не могло сойти ему с рук, и он предстал перед парламентом, который на сей раз был куда менее сговорчивым.
Сие судилище замечательно главным образом непристойным скандалом, разгоревшимся между Эдуардом и Георгом. Однако после принятия акта о предании Георга смерти с предварительным лишением его всех гражданских и имущественных прав все ощутили некоторую растерянность. Одно дело - лишить его имущества, и это никого не смущало, ибо все жаждали покоя, но совсем другое - казнить.
Шли дни. В конце концов палата общин напомнила о принятом акте, а на другой день было объявлено, что Георг, герцог Кларенс, умер в Тауэре.
В Лондоне шептались: "Утонул в бочке с мальвазией" - и этот комментарий горожан по поводу смерти пьяницы вошел в историю и сделал имя ничтожного Георга бессмертным.
Итак, Георга не было в финальной сцене романа мисс Пейн-Эллис, которая, описывая бал в Вестминстере, главное внимание уделяет конечно же Сесили Невилл, но, как ни странно, в качестве бабушки многочисленных внуков. Пусть Георг умер опозоренным собственными аферами, но у него остался сын, юный Уорвик, хороший крепкий мальчик, да и на личике его десятилетней дочери уже проступает незаурядная красота Невиллов. Милый Эдмунд погиб в семнадцать лет и не оставил потомства, но, словно бы для равновесия, вырос и возмужал хрупкий мальчик, которого она не мечтала поднять, и у него уже есть сын. Ричард уже перешагнул порог двадцатилетия, но все еще выглядит так, будто в любую минуту может сломаться пополам, хотя на самом деле он тверже верескового корня, и дай Бог, чтобы его слабенький на вид сынишка вырос таким же жизнерадостным и сильным мужчиной. И наконец, Эдуард, высокий, белокурый, красоту которого портит некоторая грубоватость, а добродушие иногда сменяется душевной ленью, зато семь его отпрысков взяли себе все лучшее, что есть в обоих родах.
Бабушка с гордостью смотрит на людей в зале, королева Англии - с уверенностью в будущем. Корона в надежных руках.
Если бы кто-то сказал ей сейчас, что не пройдет и четырех лет, как не станет ни Йорков, ни Плантагенетов, она сочла бы этого человека безумцем или изменником.
Надо отдать должное мисс Пейн-Эллис - она показала, как много собралось Вудвиллов на бал в Вестминстер.
"Сесили обвела взглядом зал и пожалела, что жену ее сына Елизавету Бог наделил слишком добрым сердцем и слишком большой родней. Вудвиллы устроились куда лучше, чем можно было предположить в свое время. Правда, Елизавета - прекрасная жена, но все остальное... Воспитанием мальчиков все-таки, наверно, займется ее старший брат. Пусть Райверс и нувориш, и хвастун, и честолюбец, но он достаточно образован и благовоспитан, чтобы руководить наследниками, пока они будут получать образование в Лудлоу. Что же до остальных - четырех братьев, семи сестер и двух сыновей от первого брака, - то их могло бы быть и меньше на ярмарке женихов и невест.
Минуя взглядом играющих в жмурки детей, Сесили нашла глазами взрослых, которые окружили стол с закусками. Анна Вудвилл вышла замуж за наследника графа Кента. Элеонора Вудвилл - за наследника графа Арундела. Кэтрин Вудвилл - за герцога Букингемского. Джекетт Вудвилл - за лорда Стрэнджа. Мэри Вудвилл - за наследника лорда Герберта. Джон Вудвилл (постыдился бы!) женат на вдове Норфолка, которая вполне могла бы быть его бабушкой. Неплохо время от времени производить вливание свежей крови, такое случалось и раньше, однако нехорошо, если ее много и течет она из одного источника. Так можно дожить и до лихорадки. К тому же никто не знает, как сложатся отношения с другими странами. Сие неумно и прискорбно.
Ничего. Пройдут годы, все уладится, Новая сила, теперь единая, рассеется, успокоится, перестанет быть опасной. Эдуард, несмотря на все свое внешнее благодушие, проницателен и расчетлив и еще долго твердой рукой будет вести свой корабль, как ведет его уже почти двадцать лет. Никто никогда не управлял Англией столь уверенно и в то же время изящно, как ее умный, ленивый и женолюбивый сын.
Пусть ничего не меняется.
Сесили уже хотела встать и присоединиться к спору своих родственников о засахаренных фруктах (никто не должен знать об ее мыслях), но тут из толпы вынырнула раскрасневшаяся и запыхавшаяся Елизавета и опустилась в кресло рядом.
- Нет, эти игры уже не для меня, - сказала она, с трудом переводя дыхание. - Так и платье можно порвать. Бабушка, вам нравится мое платье? Я просила, просила папу, а он говорил, что сойдет еще и то, атласное. Помните, я была в нем, когда мы встречали тетю Маргарет? Ужасно иметь отца, который замечает, что на тебе надето. Он слишком хорошо разбирается в платьях. А вы знаете, дофин в меня влюбился? Папа сердится. А мне нравится. Я даже поставила десять свечек святой Екатерине. Все деньги истратила. Не хочу уезжать из Англии. Хочу жить тут. Бабушка, вы никому не расскажете?
Сесили со смехом покачала головой.
- Старая Анкарет, та, которая предсказывает судьбу, сказала, что я буду королевой Англии. Но я не знаю принца, который бы женился на мне и... Не знаю. - Она немного помолчала, а потом прошептала чуть слышно: - Она сказала "королевой Англии", но мне кажется, она была чуть-чуть навеселе. Я знаю, она любит вино".
Со стороны мисс Пейн-Эллис нечестно и даже безвкусно намекать таким образом на будущее Елизаветы, которая станет женой Генриха VII. Особенно если автор не желает копаться в предыстории. Сообщить читателям, что Елизавета выйдет замуж за первого короля из династии Тюдоров, - значит сообщить об убийстве ее братьев. Так что мисс Пейн-Эллис, решив закончить праздничной сценой, не удержалась, чтобы не добавить в рассказ каплю дегтя.
И все же, решил Грант, она хорошо поработала, по крайней мере судя по его знаниям, обретенным им в самое последнее время. Может быть, ему еще захочется вернуться к ее роману и перечитать те места, которые сейчас прошли мимо его внимания.
*Здесь - чрезмерная самоуверенность (фр.)